Сегодня я выписываю домой женщину с холециститом. Сидя у компьютера, я набиваю в шаблон цифры анализов, вношу в выписной эпикриз результаты исследований и рекомендации по дальнейшему лечению. Но самые главные рекомендации я скажу ей на словах, – какие анализы она должна сдавать раз в год и что должна делать раз в месяц. Кровь на онкомаркеры раз в год, ежемесячное самообследование молочных желез, которому я её научу. Будет ли она выполнять мои рекомендации? Ближайшие годы – да, а после – Бог ей судья. Я не могу и не хочу контролировать её жизнь.
Вместе с этой женщиной на выписку идет старушка. Я попрощаюсь с ней, чтобы больше никогда не увидеть, – следующие пять лет до самой смерти пиелонефрит её не будет беспокоить. Однажды она ляжет спать и больше не проснется, тихо уйдя из этого мира.
На освободившиеся койки уже сегодня поступят два новых пациента – и все пойдет по кругу. Уже скоро десять лет, как я занимаюсь лечением людей, и порой мне кажется, что этот бесконечный круговорот затягивает меня в тот бессмысленный омут бытия, где излечение, в принципе, невозможно, а смерть, как избавление, желанна.
Сейчас в палате остается оптимистка, которую я выпишу послезавтра. И девушка с беременностью. А точнее, уже без неё. Плод сегодня ночью отмер, и ночью у неё начнется вагинальное кровотечение. Завтра с утра я приду на работу, а она уже будет переведена в гинекологию, поэтому, зная это, готовлю переводной эпикриз, забивая в шаблон необходимые сведения.
Круговорот, из которого нет выхода, но зато есть множество входов. Прими решение, сделай шаг, и твое тело встанет у конвейера, а у сознания скоро созреет наивная мечта – найти выход.
Эвтаназия – решение проблемы или безвыходный тупик
У меня за спиной Лариса с Верой Александровной что-то живо обсуждают. Вера Александровна – тоже врач отделения, которая отдала медицине двадцать лет. Я поворачиваюсь и смотрю на неё – есть люди, которые наслаждаются тем местом у конвейера, которое они занимают. Им выход не нужен. Они счастливы тем, что имеют. Они полагают, что служат людям и отдают всего себя этому служению, но – такие люди просто приспособились к конкретной ситуации, и, найдя оправдание своему бездействию, медленно двигаются к своей смерти, в то время как лента конвейера движется мимо них.
– Вы, Миша, считаете, что я не права? – спрашивает Вера Александровна, и я понимаю, что не знаю, о чем конкретно они говорят.
– Извините, Вера Александровна, я отвлекся и не слышал, о чем вы говорили, – виновато говорю я.
У Веры Александровны на лице возникает гримаса, словно она хотела сказать, что вечно эти мужчины витают в облаках:
– Эвтаназия. Я считаю, что смертельно больной человек вправе решить для себя, уйти ему с помощью врачей или нет. А у врача должно быть право выполнить последнюю волю пациента. Вот. А Лариса Дмитриевна считает, что бывают такие случаи, когда неизлечимо больной человек выздоравливал, не смотря на прогнозы врачей.
– Да, мы считаем, что человек умрет, мы говорим ему об этом, порой даже говорим, сколько ему осталось жить, называя конкретные цифры. Пациент верит нам и принимает решение об уходе из жизни, но – если мы не правы, если мы ошиблись в диагнозе, – говорит Лариса, – то, в этом случае, эвтаназия будет убийством. То есть, я хочу сказать, что это мы, врачи, подталкиваем человека к тому или иному решению в отношении эвтаназии, но – мы не Боги! Мы можем ошибаться!
– Но – это казуистические случаи, – взмахнула руками Вера Александровна, – и как мы можем знать, когда человек выживет, а когда все равно умрет, даже не смотря на все наши усилия? Кстати, за рубежом в некоторых странах Европы уже практикуют возможность эвтаназии, и вполне успешно. Я читала недавно статью в газете.
– Если законодательно поставит врачебную процедуру на поток, то это уже будут не казуистические случаи, а реальные люди. Пусть их будет немного, но каждый раз вводя смертельную дозу лекарства, мы будем думать о непредсказуемости жизни и ошибочности диагноза. И, убивая этого пациента, не будем ли мы прокляты?
Лариса говорила негромко, внешне выглядела спокойно, но я видел, что она читала об эвтаназии и думала над этой темой. Лариса уже давно имела свое осознанное мнение по данному вопросу. А вот Вера Александровна никогда не думала ни о чем подобном, просто именно сегодня пациент из её палаты попросил избавить его от боли. Она увидела его глаза, и – впервые подумала об эвтаназии, как о том, что происходит рядом с ней.
– Высокомудрые мои, – говорю я вычурно, – вы обе правы, и ваш спор не имеет смысла. В нашей стране сейчас смертельно больной человек имеет право хотеть умереть, а врач не имеет право выполнить последнюю волю пациента. Если эвтаназия, как закон, когда-нибудь будет принята, то это вовсе не означает, что врач будет обязан выполнить желание пациента. И главное – избавляя от боли умирающего человека, не посягаем ли мы на святое? И если уж мы говорим о жизни и смерти, то, что мы знаем об этом? Может, предсмертная боль дана человеку, чтобы он понял то, о чем всю жизнь не задумывался, а тот, кто умирает быстро и безболезненно, осознал истинность жизни давным-давно, и не нуждается в этом?
– Вы о роли Бога в жизни и смерти? – спрашивает Вера Александровна. – Я не совсем понимаю, о чем вы говорите.
– Я о человеческой душе, – говорю я и, чуть помолчав, продолжаю, – может, это необходимо для душевного равновесия человека, может, в этом истина. В конце концов, что мы знаем о смерти, кроме того, что мы изучали на патологической анатомии?
– Вы что-то не о том, Миша, – скривив губы, говорит Вера Александровна.
Я пожал плечами и отвернулся.
Каким бы образом человек не умер, живые никогда не узнают, какая последняя мысль возникает в его сознании. Я знаю, что предсмертная боль нужна для того, чтобы счастливым покинуть этот мир, поэтому эвтаназия бессмысленна – человек уходит в пустоту, не осмыслив свою жизнь.
Скачать и прочитать 1 книгу Парашистай бесплатно
0 комментариев