Листопад

– 29 998 345 525 человек, – пробормотал он, глядя на бегущую строку информационной панели. Посмотрел на бонсай и вздохнул. Такими темпами скоро цифра станет круглой. Впрочем, это уже не важно – миллиардом больше, миллиардом меньше. На остальную информацию он внимания не обратил – пошел на кухню, насыпал молотый кофе в гейзер и поставил на плиту, которая приветственно мигнула светодиодами. На столе стоял аппарат, который мог варить кофе к определенному времени, но –  по старинке и привычнее, и чуть вкуснее.

Подойдя к окну, он сел на стул и стал смотреть на бонсай. Бук лесной. Зеленые листья, мощный светло-серый ствол высотой примерно семьдесят сантиметров. Красиво. Он смотрел и еле заметно улыбался. Заметив нечто на одном из нижних ветвей, прищурился, приблизив лицо к деревцу.  И расплылся в широкой улыбке. Хорошее настроение и жизнерадостная улыбка – обычное состояние, которое наступало после общения с бонсаем.

Он встал, чтобы пойти и поделиться новостью, и его взгляд упал на верхушку дерева. Края двух листков на самой верхушке чуть пожелтели. Еле заметно, совсем чуть-чуть по краям, но вполне достаточно, чтобы понять – процесс пошел. Застыв, как изваяние, он долго смотрел на листья, в глазах поселилась легкая грусть, но улыбка на лице осталась.

Гейзер перестал шуметь, и плита отключилась.  Он медленно отвел глаза от растения и пошел в спальню.

Она проснулась от ласкового прикосновения, и, потянувшись всем телом, улыбнулась.

– У меня две новости, – сказал он.

– Сначала хорошую.

– На одной из нижних веток появилась почка.

– Кристина?

– Я думаю, да.

– Это очень хорошо, – она довольно улыбнулась, – а теперь говори вторую новость.

– Наши листья начали желтеть.

Она медленно переместила тело в сидячее положение, опершись на подушку. В глазах появилась задумчивость. Протянув правую руку, она сжала его ладонь.

– Тебе не кажется, что это лучшая новость?

– Я думаю, что день начинается замечательно. Кофе готов. Пойдем завтракать.

Они пили кофе и молчали. Слова сейчас казались лишним шумом – созерцание бука на окне создавало приятное умиротворение и благостное настроение. Края обоих верхних листьев полностью пожелтели, заключив зелень в золотой ободок. Все остальные листья – ярко-зеленые,  сочные, свежие – создавали вокруг ствола раскидистую неровную конусообразную шапку, безмятежно и красиво накрывающую ствол. Бонсай, как центр вселенной.

Он невольно в мыслях вернулся к далекому две тысячи девятому году, когда в Амстердаме на цветочном рынке они купили семена бука. Странное время – финансовый кризис, глобальное потепление, ощущение надвигающейся катастрофы – а они покупают семена растения, которое живет несколько сот лет. Цунами, землетресения, голод, нехватка воды, а они смотрят в будущее с наивной уверенностью в счастье. Терроризм, генно-модифицированные продукты, вирусные эпидемии, шесть миллиардов, что уже тогда казалось перенаселением, а они легко идут по жизни, путешествуя по зеленой планете.

Прошло шесть месяцев после посадки, а семена не взошли. Он перестал ждать, махнув рукой – ничего не выйдет из этой затеи, наверное, бонсай мертв. Забытая плоская кадка осталась лежать за амариллисом.

В один из дней осени две тысячи десятого года к ним заглянул сосед Андрей. Они пили испанский мускатель, говорили о разных пустяках, а потом сосед, смущенно улыбаясь, сказал им то, с чем пришел:

– Мы наладили технологию, испытания уже начались, но, скорее всего, тем, кому за сорок пять, мы уже не сможем помочь. Вам сейчас еще сорок три, но к моменту массового использования нашей методики, вам будет около пятидесяти лет. Мне бы хотелось иметь таких соседей, как вы, еще лет сто.

– Я знаю, что ты ученый-генетик, но это всё, поэтому давай конкретнее.

– В прошлом году Нобелевскую премию по медицине дали за открытие в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году фермента теломеразы, – начал Андрей издалека, – то есть, я хочу сказать, что исследования в этом направлении ведутся давно. Не буду вас грузить научными подробностями, но с помощью этого фермента можно увеличить количество делений живой клетки в несколько раз. Сейчас мы можем увеличить продолжительность жизни клеток живого организма многократно. Соответственно, чем дольше живут клетки, тем дольше живет весь организм. Самое сложное – это научиться доставлять теломеразу во все клетки. Научно выражаясь, найти вектор. Теперь он у нас есть, и сейчас заканчиваются испытания на приматах. Затем будут длительные исследования на добровольцах. В общем, себе я уже ввел вектор, теперь и вам предлагаю, потому что к тому моменту, когда эта технология встанет на поток, вы останетесь за бортом.

– Андрей, ты предлагаешь нам бессмертие? – спросила Саша.

– Нет, всего лишь жизнь минимум до ста пятидесяти лет, а максимум до двухсот лет.

– Что такое вектор? – задал Егор свой вопрос.

– Безвредная вирусная частица, несущая теломеразу, и способная проникать во все клетки организма.

Конечно, не сразу, но они согласились. В конце концов, оба имели медицинское образование и могли понять смысл и значимость предложения.

Через месяц уехали в Южную Америку. Ключи от квартиры, как обычно, оставили соседу, чтобы он присмотрел за розами, амариллисом и фиалками, а, вернувшись, нашли на подоконнике в плоской кадке маленький росток. Первая зелень из земли, как чудо. Робкий росток, как неизбежное и явное счастье, с которым они живут.

– Почти два года прошло, – удивился Егор, – я уж хотел всё это выбросить. Что ты сделал?

– Помнишь, я взял у вас соскоб со слизистой рта для получения ваших геномов и стволовых клеток эпителия? – ответил вопросом на вопрос Андрей.

Егор кивнул, а она с интересом подняла брови.

– Так вот, кроме основной цели – получения теломеразы из стволовых клеток, я выделил информационные РНК, затем нашел в кадке семечко и привил его.

– Зачем?

Андрей смущенно улыбнулся, суетливо почесал макушку, и ответил:

– Просто любопытно стало.  А вдруг что получится?

Егор вышел из задумчивого состояния, когда Саша что-то сказала. Воспоминания из прошлой жизни, порой, засасывают лучше любой трясины.

– Что? – переспросил он.

– Я говорю, давай посмотрим видео.

– Давай.

Они перешли в комнату, сели на диван и Егор дал команду медиацентру:

– Наше видео, ролики по пять минут, начиная с две тысячи второго года.

Они обнялись и стали смотреть на голографическое изображение. Средиземное море, остров Мальта,  Лазурное окно, которое под действием ветра и воды разрушилось в две тысячи пятнадцатом году. Затем сразу без перехода Прага – Карлов мост, Ян Непомуцкий, красная черепица домов на фоне черных Башен, и цветущие вишни. Канарские острова – кальдера Тенерифе, пески Маспаламоса. Индия – Тадж Махал, Агра, побережье Гоа. Затем Австрия, Испания, Франция, Нидерланды, Бельгия, Люксембург, Таиланд, Вьетнам. Египет. Мальдивы – острова, которые давно исчезли в океанских глубинах. Великобритания, Венгрия, Скандинавия. Эквадор, Бразилия, Венесуэла, Чили. Доминикана, Мексика, Куба.

Объемные кадры неустанно сменяли друг друга. Два человека из далекого прошлого смеялись и удивлялись, радовались и созерцали, позировали и фотографировали, двигались и говорили – они жили полноценной и счастливой жизнью.

Он смотрел и не замечал, что из углов глаз медленно текут слезы.

– Ты плачешь, – сказала она, повернув лицо с мокрыми глазами.

– Так же, как и ты.

– Сто тридцать шесть лет счастья – разве это не повод для слез?!

– Сто тридцать шесть лет и восемь месяцев, – сказал он.

– Восемь месяцев и семь дней, – уточнила она.

Он кивнул, стер мокрые дорожки с её щек и сказал:

– Я сообщу в «Глобальные Ритуальные услуги», чтобы нас забрали.  Давай, через час.

– Да. И надо связаться с Максимом.

Он согласно кивнул и подошел к информационной панели. Прикоснулся пальцем к ярлыку, и на панели появилось лицо молодого мужчины.

– «Глобальные Ритуальные услуги». Слушаю Вас.

– Номер двести двенадцать четырнадцать семнадцать и двести двенадцать четырнадцать восемнадцать. Заказ на два часа дня сегодня.

– Хорошо.

Панель погасла. Он повернулся и пошел на кухню.

Листья на верхушке бонсая полностью пожелтели. Осторожно взяв бонсай обеими руками, он перенес растение в комнату и поставил на стол. Сев рядом с Сашей, Егор негромко сказал:

– Биотехжизнь, центральный офис, отдел маркетинга, Максим.

Через несколько секунд появилось объемное изображение мужчины лет сорока.

– Хорошо выглядишь, Максим, – сказала Саша.

– Мама, папа, привет, – улыбнулся он в ответ и, увидев бонсай, нахмурился.

– Да, Максим, – кивнул Егор, – мы сегодня уйдем. Ты теперь старший в семье. Забери бонсай к себе. Мы все месяц назад виделись на моем дне рождения, поэтому уйдем тихо. И поздравь от нас Кристину, надеюсь, у неё будет мальчик.

– Нет, лучше девочка, – перебила Саша.

– Какую Кристину? – удивился Максим.

– Максим, как ты можешь, это же твоя правнучка от первого брака! – всплеснула руками Саша.

– Ах, да, действительно, – улыбнулся Максим, – но, может, вам еще рано. И вы сами поздравите её?

– Нет, не рано, посмотри на бонсай.

– Ну, листья просто желтые, и всё.

И словно ответ на фразу Максима оба листка одновременно отпали. Один из них спланировал на пол, другой застрял на полпути, запутавшись в ветках.

– Прощай, сын, – сказал Егор и опустил глаза, чтобы не видеть глаза собеседника. Медиацентр, среагировав на слова, сразу же удалил изображение.

– Ну, что, переодеваемся и вперед.

Он повернулся и увидел грустное лицо Саши. Прижав её к груди, он сказал:

– Только не говори, что ты хочешь жить. Мы с тобой уже не раз это обсуждали. Какой бы замечательной жизнь не была, но сто пятьдесят девять лет – это чересчур много. К тому же, в последние десятилетия всё сильно изменилось.

– Да, конечно. Просто жалко оставлять так много всего…

Саша вздохнула.

И они стали собираться в путь.

Ровно в два часа дня автолет прибыл. Они его ждали, стоя на открытой лоджии четырехкомнатной квартиры на тридцать пятом этаже одного из тысяч небоскребов огромного города.  Пара минут молчаливого прощания с той замкнутой жизнью, что они вели последние десятилетия.

И пять минут полета до центрального офиса «Глобальных Ритуальных услуг».

– Может, все- таки таблетка или инъекция? – задумчиво спросила миловидная девушка, сверившись с данными на мониторе.

– Нет, – помотал головой он.

– Ладно, оставьте подписи под информированным согласием.

Еще несколько минут на скоростном лифте, и они стоят на крыше небоскреба. Даже с высоты птичьего полета они не могли увидеть окраин города. Бесконечные ряды небоскребов, симметрично уходящих в разные стороны, создают фантастическое ощущение бескрайности человеческого поселения. Сильный ветер треплет волосы и одежду. Солнце, до которого рукой подать, обжигает открытые участки кожи.

– Мне сегодня сон приснился, – сказала она, – я хотела сразу рассказать, но из-за твоих новостей  чуть не забыла его.

– Расскажи сейчас.

– Мне приснилось, что мы с тобой стоим в зимнем лесу, – начала медленно говорить Саша, – солнце, легкий мороз, сугробы, снег на елях, красиво так. Перед нами небольшая рябина –  гроздья красных ягод, присыпанных снегом. И это сочетание – красное и белое – такое прекрасное. На ветке сидит снегирь. Красная грудка. Я смотрю на всё это, на заснеженный лес, на красные ягоды и грудь птицы, слушаю тишину, знаю, что ты стоишь рядом, и – плачу. От счастья. И там, во сне, мне так хорошо. Я плачу от такого огромного счастья и необъяснимой радости, что даже трудно дышать. И не хочу, чтобы все это заканчивалось. Понимаю, что сон, и не хочу просыпаться. Знаю, что всё уже было и назад не вернуть, и не хочу, чтобы это видение ушло.

– Хороший сон, – сказал он, задумчиво глядя вдаль.

– Пойдем, – сказала она после минутного молчания.

Раскинув руки, они шагнули в двухсотметровую  пустоту, став на несколько долгих секунд птицами.

Или желтыми листьями, подхваченными ветром и летящими к земле.