Семнадцать

– У вас бывает музыка в голове?
Женщина в белом халате пристально смотрит на меня. Легкие морщинки вокруг глаз. Красиво уложенные светлые волосы на голове.
– Да. Практически постоянно. И я предпочитаю рок.
Я отвечаю честно, глядя прямо в завораживающую глубину глаз.
– И сейчас тоже слышите?
– Сейчас? Нет, – я удивленно поднимаю брови, – я же с вами разговариваю. Прежде чем войти сюда, я выключил музыку.
Она вздыхает. С видимым облегчением. Легким движением правой руки поправляет прическу. И, странно улыбнувшись, спрашивает:
– А у вас крылья какие?
Я, словно немного удивлен, переспрашиваю:
– Крылья?
– Ну, если закрыть глаза и мысленно посмотреть на себя сзади, – поясняет она, медленно жестикулируя, – то можно увидеть крылья на спине. Они есть у каждого человека, но не каждый может это увидеть. Например, у меня крылья небольшие белые с продольными голубыми полосками, почти, как у бабочки.
Я дисциплинированно закрываю глаза и мысленно смотрю на свою спину. Затем открываю глаза и отвечаю:
– А у меня прямоугольные. И блестящие. Ну, знаете, как у орбитального спутника.

Спутник

Виктор ждет на крыльце военкомата. Сев рядом на ступеньку, я толкаю его. Он заторможено поворачивается ко мне, снимает темные очки и через мгновение спрашивает:
– Ну, как?
– Шизофрения.
– У тебя? – он оживляется. И даже чуть отодвигается.
– Нет. У врачихи. Крылья у неё за спиной, как у бабочки.
– Да ты что? – он удивлен еще больше. – И она тебе их показала?
Мне нравится в Викторе его способность удивляться. Искренно и неподдельно. С непроницаемым лицом я отвечаю:
– Нет. И, Слава Богу, а то вдруг бы действительно под халатом у неё оказались белые крылья.
Наконец-то, Виктор понимает, что я прикалываюсь, и мы смеемся.
– На футболе был? – спрашиваю я, когда мы идем по тротуару к остановке.
– Да, – говорит он, поморщившись, – такая важная игра, а визуальное присутствие рваное. Надо провайдера менять. Представляешь, всего три гигабайта в секунду! Дерьмо гребаное!
– Подключайся к «Севентин».
– А это что за хрень?
– Европейский провайдер, – говорю я, – они в пиковые нагрузки держат около десяти гигабайтов, а в остальное время – семнадцать гигов.
– Семнадцать гигабайт в секунду? – переспрашивает Виктор, выделяя каждое слово.
– Да, и еще у них стоимость семнадцать рублей в сутки, – киваю я, спокойно глядя в лицо другу. И он видит, что сейчас я серьезен.
– Кстати, – продолжаю я, – какой там счет?
– Один-ноль не в нашу пользу.

Дома тихо. Родители на даче – лето они всегда проводят на природе. Я сажусь за стол и медленно ем пиццу, только что приготовленную интеллектуальной печью: выпекание заняло семнадцать минут, прошедшие после того, как я включил аппарат, сидя на крыльце военкомата. На часы я не смотрю, – и так знаю, что до конца матча осталось совсем мало времени. Медленно жую пиццу, старательно оттягивая момент. Собственно, я уже все решил для себя, но одно дело принять решение, другое – выполнить.
Мою руки с мылом. Неторопливо и тщательно.
Вытираю о полотенце.
Ловлю себя на том, что уже нахожусь в кресле, и погружаюсь. В мягкие волны Всемирной Паутины. Мне для этого не нужны гаджеты, потому что я и есть гаджет. Как бы смешно это не звучало.
Я здесь, как рыба в океане.
Как птица в небе.
Как мощный дуб на опушке.
Для меня нет преград и ограничений. Ну, точнее, почти нет. Кое-что мне делать нельзя, но иногда очень хочется.
Запретный плод до приторности сладок, а я страшный сладкоежка.
В этом бескрайнем мире нечувствительности я практически всесилен и всемогущ, отдавая всего лишь семнадцать процентов своей мозговой деятельности. Еще совсем недавно казалось невозможным даже представить, что человеческий мозг можно использовать, как сервер. Как самый мощный и высокоэффективный сервер (кстати, подавляющее большинство людей по-прежнему думают, что это нереально). А самая простая и доступная связь между этими серверами – электромагнитное поле Земли. И в магнитосфере, в этом море информации, я качаюсь на волнах, полагая, что Вселенная – это я.
Наверное, также думал Бог, когда создавал жизнь на планете.
World Wide Web умер.
И знают об этом очень немногие.
World Wide Human родился.
И знаю об этом только я.

Россия-Испания. Счет ноль – один. Полуфинальный матч Чемпионата Мира 2018 года. До окончания восемь минут. Трибуны Зенит-Арены заполнены до отказа, но на самом деле болельщиков в сотни раз больше. Всемирная Сеть позволяет виртуально побывать в любом общественном месте планеты, и миллионы болельщиков активно пользуются этим, незримо присутствуя на стадионе. Для этого необходимы специальные очки и услуги провайдера.
Эффект присутствия практически идеален. Если провайдер выбран правильно. Это актуально для всех, но не для меня: мой мозг – важное звено «Севентина».
Если не главное звено, потому что это мои семнадцать гигов обеспечивают бесперебойную работу компании.
Точнее – я и есть «Севентин».
Иду по зеленому газону футбольного поля. Оцениваю ситуацию. Испанцы атакуют, а наши ушли в глухую оборону, стремясь избежать постыдного разгрома. У себя дома добраться до полуфинала и утереться после испанской сборной. Обидно. Очень обидно.
Дмитрий Рыжов. Центральный нападающий и капитан нашей сборной. На лице капли пота и обреченность в глазах. Став частью его электромагнитного поля, я узнаю – он уже проиграл. Да, он устал физически, но это совсем не причина того, что он даже не пытается отнять мяч у испанского футболиста, рвущегося к нашим воротам. Разве есть разница, с каким счетом проигрывать?
Мартинес отдает пас Домингесу, который с ходу наносит удар. Вратарь в прыжке с большим трудом отбивает мяч на угловой.
Кажется, что испанские футболисты летают, а наши защитники спят.
Да, сборная России по футболу уже смирилась с поражением.
Мне нужен еще один.
Антон Власов. Полузащитник. В глазах злость. Ему 30, но он бегает, как в семнадцать лет. И это хорошо.
Я отбрасываю сомнения и за пять минут до конца матча делаю то, что задумал.

Футбол

Мартинес навешивает с углового, вратарь ударом кулака выбивает мяч из штрафной площади. Первым к мячу успевает Власов. Обыграв полузащитника испанцев, он быстро бежит по правому краю. С середины поля он переводит мяч на левую половину, где, уверенно приняв мяч, дальше его ведет Рыжов.
В глазах капитана уверенность и злость.
Трибуны ревут.
Испанцы не успевают за контратакой – только два защитника впереди. Они просто не ожидали такой прыти от наших игроков.
Рыжов отдает пас Власову, стремительно ворвавшемуся справа в штрафную зону. И тот, вместо того, чтобы пробить, одним касанием отбрасывает мяч налево.
И Рыжов, которого сбивает испанский защитник, в падении успевает протолкнуть мяч в пустые ворота.

И тут приходит боль.
Стиснув зубы, я сижу в кресле и разминаю правую ногу. Я знал, что это могло случиться – соединившись с электромагнитным полем человека в момент травмы, я испытаю такую же боль, как и он. Никаких повреждений на ноге, но мне кажется, что я не смогу идти.
Иногда я думаю, что если человека убьют в этот момент, то и я умру вместе с ним.
Становится чуть легче.
Я сползаю с кресла и, прихрамывая, иду на лоджию. Семнадцать этажей. Я смотрю на улицу.
Живая река – гудящая автомобильными клаксонами и расцвеченная бело-сине-красными линиями. Справа с лоджии двадцать восьмого этажа выпрыгивает трехцветный человек – это Анастасия. У неё за спиной парашют-параплан. Кроме краски, на ней ничего нет. Так она отмечает каждую победу нашей сборной по футболу.
На крыше дома напротив мужчина, используя лазерную пушку, рисует на голубом небе ярко-красные цифры: два – один.
Да, именно так.
После того, как с поля унесли травмированного Рыжова, главный арбитр, посоветовавшись с боковым судьей, судьей за воротами и посмотрев видеозаписи с пяти камер, показал на одиннадцатиметровую отметку. И Антон Власов с пенальти забил второй гол. За оставшиеся минуты испанцы уже не успели сравнять счет.

Я смотрю на людскую реку внизу.
И мне грустно.
Грустно знать, что все зря.
Наверное, также грустил Бог, когда понял, что его творение бессмысленно.
Наша сборная не заслужила выход в финал – думаю, что поражение с разгромным счетом от Бразилии, все расставит на свои места.
Слева от меня появился человек. Я не поворачиваю голову – это Николай Николаевич. Директор российского сегмента «Севентина».
– Что такой грустный, ведь наши выиграли?
У Энэн (как я его для краткости называю) мягкий бархатистый голос. Да и сам он весь округлый и обманчиво благодушный.
– Сейчас мне семнадцать. Через три дня будет восемнадцать лет, – отвечаю я.
Мы молчим. Энэн узнает только то, что я позволяю увидеть.
– В Армию ты не пойдешь, – говорит он, и, улыбнувшись, добавляет, – разве что в Космические войска орбитальным спутником.
Наверное, это шутка.
Странно, неужели они все еще думают, что контролируют меня. Полгода назад Энэн нашел меня. Привел в европейскую интернет-компанию, которая после этого стала набирать обороты, привлекая клиентов высокой скоростью и низкими ценами.
– Акционеры взволнованы. Скачок скорости до двадцати пяти гигабайтов в секунду в течение одной минуты и десяти секунд – такого еще не было.
Энэн смотрит на меня и ждет, что я скажу.
– Однократный скачок еще не повод переименовывать компанию в «Твенти файф».
Это шутка. Но Энэн её не понимает. Или не хочет понимать.

– Что это было? Объясни, – мягкость в голосе Энэн сменяется на нетерпение.
– Эмоции, – отвечаю я, пожав плечами, – обычные эмоции болельщика. Рыжов забил очень важный гол.
Мой голос спокоен. И равнодушен.
Энэн злится – с его способностью использовать только четыре процента мозговой деятельности, он ничего не может сделать. Он тоже структурное звено «Севентина», но одно из самых незначительных. Если не сказать – малозначимых.
И он один из первых продал часть своих акций.
– Я знаю, что ты что-то скрываешь, – говорит он сквозь зубы, – и я скоро это узнаю.
Он уходит.
Я улыбаюсь, глядя, как десятки людей, стоя на своих лоджиях, размахивают триколорами. Россия торжествует – мы в финале Чемпионата мира. Через три дня состоится следующий матч. И его исход абсолютно неважен.
Через три дня, имея контрольный пакет акций, я стану владельцем «Севентина».
И смогу похоронить разлагающийся труп WWW, дав возможность новорожденному WWH занять его место, объединив человечество в единое целое. На это уйдут десятилетия, но… сегодня мне еще семнадцать лет.
Я знаю, на что способен.
Я все смогу. И все успею.